В охоте на медведя есть что-то первобытное. Я не имею в виду способ: найдите хоть одного идиота, готового выйти против косолапого с каменным топором или рогатиной, пусть даже в составе коллектива таких же самоубийц — и можете звонить психиатру. Мы обязательно приедем и поинтересуемся, откуда у человека такое твёрдое намерение расстаться с жизнью столь экзотическим способом.
Нет, я имею в виду отношение племени к тотемному животному. В смысле, весь год поклоняться, а под праздничек замочить и съесть. Чтобы в буквальном смысле вобрать в себя всё лучшее, чем этот несчастный тотем природа по неосторожности наделила. Кстати, сама традиция сильна в нас и по сей день. Не верите? А вы вспомните, какие чувства питаете к народным избранникам к концу избирательного срока. То-то.
Вот и Ваня в какой-то момент своей жизни понял, что пора. Пора вкусить тотемных котлет и постелить у себя перед камином тотемный коврик. Да, да, тот самый, в чьей пасти постоянно будет застревать нога любимой (тотемной, можно сказать) тёщи.
В наших краях тотемные медведи в жутком дефиците, поэтому Ваня засобирался в глухие таёжные дебри. Взял с собой парочку столь же первобытно настроенных товарищей, договорился по телефону о путёвке — и на вокзал. Можно было бы и на джипе, но егерь честно предупредил, что это должен быть сильно надоевший джип, который ты всю жизнь мечтал утопить в самом труднодоступном болоте.
Примерно такой, на котором сам егерь встретил их, когда они сошли с поезда. Складывалось впечатление, что этот УАЗик-буханка не просто видал виды. Он сам имел их в виду, вместе с болотами, тайгой, местными дорогами и прочими российскими бедами. И повредить внешнему облику и способности тарахтеть, но упорно перемещаться в пространстве, кажется, могло только прямое попадание из противотанковой пушки. Или из космоса, чем-то размером с тунгусский метеорит.
Егерю, как понял Ваня с первой минуты общения, не были страшны ни алкотестеры, ни таёжный гнус. И то, и другое уничтожалось с одного выдоха. Но на ногах мужик стоял твёрдо, да и руль крутил уверенно. Он и глазом не повёл, когда у машины при попытке загрузить в неё охотничий багаж отвалились обе задние дверцы. Хмыкнул, приставил их на место, сунул в петли по гвоздю — и готово.
Когда на одной из особо злостных рытвин попыталось сбежать в тайгу колесо, он тоже не запаниковал. Просто мельком упомянул о своей интимной связи с конструкторским бюро и коллективом слесарей механосборочных работ Ульяновского автозавода.
А дорога становилась всё хуже, и Ваня начал всерьёз опасаться, что в какой-то момент машина просто возьмёт и самопроизвольно разложится на запчасти. Но этого не произошло. Через полтора часа пути у неё просто кончился бензин. Посреди тайги. На пустой дороге. Во всяком случае, единственным транспортным средством, которое они повстречали, был лось. Выяснилось, что круг сексуальных предпочтений егеря включал также датчик бензина и карбюратор. Мужик попросил Ваню никуда без него не уходить, вышел из машины и исчез в лесу.
По приблизительным Ваниным расчётам, вероятность того, что где-нибудь поблизости окажется бензоколонка, была не выше вероятности встретить здесь Памелу Андерсен с лукошком грибов. Поэтому мужики достали бутылку, закуску и расположились на обочине.
Бутылка уже заметно опустела, когда из леса появился егерь. С двумя канистрами бензина. Он подошёл к опешившим мужикам, опрокинул в себя протянутую стопку водки и дал команду сворачивать поляну — мол, сейчас поедем.
-- Ты кого там высматриваешь? - спросил он Ваню, пристально вглядывающегося в окрестности.
-- Памелу Андерсен, - на полном серьёзе ответил тот. - С лукошком грибов.
Прибыли на место уже к вечеру. Разбили лагерь, развели костёр, развернули плащ-палатку-самобранку. Посидели скромно, где-то по ноль пять на одно небритое лицо. Так что до разговоров о политике дело не дошло, закончили посиделки аккурат на обсуждении того, какой из Памелы Андерсен грибник.
Ночью Ваня проснулся от того, что земля под ним ощутимо подрагивала. Он быстро прикинул координаты и сделал вывод, что вероятность землетрясения примерно такая же, как... да-да, с лукошком грибов! Выскочив вместе с остальными мужиками из палатки, Ваня услышал рокот работающего дизеля и треск ломающегося подлеска. И всё — в полной темноте безлунной ночи, ни фар, ни прожекторов. Вероятность того, что это бульдозер, по Ваниным подсчётам, была приблизительно такой же, как если вдруг... Ага, в кабине. Ага, с лукошком грибов.
А шум между тем становился громче, и земля дрожала всё сильнее. Мужики зажгли фонари, егерь включил фары на своём самораскладывающемся чудовище: сложно было сказать, хорошо ли видела Памела Андерсен в темноте, и видела ли вообще хоть что-нибудь, но, судя по треску падающих деревьев, это были скорее проблемы всех окружающих.
Гусеничный бульдозер остановился в десяти шагах от костра. Увидев, что из кабины выглядывает вовсе даже не Памела Андерсен, Ваня немного успокоился: реальность стала чуть менее зыбкой.
-- Мужики, водка есть? - спросил бульдозерист.
-- Нет, Егорыч, - быстро ответил за всех егерь и добавил шёпотом, для охотников, - Ему дай, так и он дел наворотит, и от местных потом не отвяжетесь.
-- Жаль, - с чувством сказал Егорыч. - А то бы я вам дорогу проложил, куда захотите. Ну, бывайте.
Бульдозер рыкнул дизелем, обошёл лагерь по широкой дуге и скрылся во тьме.
На следующий вечер егерь привёл мужиков на край овсяного поля и объяснил задачу. Медведь придёт к закату с инспекцией — созрело ли зерно, не помочь ли с уборкой. А мы, мол, уже тут как тут. Слух у него абсолютный, в отличие от тех, кому он на ухо наступил, так что даже комаров стараемся давить деликатно, без хлопков и предсмертных писков.
Время тянулось мучительно долго. А тут ещё и Ванин организм вдруг злорадно припомнил ему весь выпитый у костра чай. Пришлось отлучиться в дальние кустики — медведь свои угодья знает хорошо, и неучтённый ручей вызовет в нём лёгкую паранойю.
Взяв обратный курс, Ваня чуток не угадал с направлением и вышел к засидке своего соседа, аккурат под здоровенной одинокой сосной на опушке. Смеркалось. Сосед боролся с подкрадывающейся дремотой, клевал носом, но тут же встряхивался и пристально вглядывался в сумеречное поле. Окликнуть — мол, привет, сосед? Нельзя, медведь услышит. Поэтому Ваня просто положил руку ему на плечо.
Много позже, когда отгремело эхо отчаянного вопля, когда мужики под беззлобно нецензурным руководством егеря помогли Ваниному соседу спуститься откуда-то из-под кроны, с десятиметровой высоты по толстому стволу без единого сучка, когда привели его в чувство стаканом универсального лекарства, он поведал им леденящую кровь историю.
-- Сижу, (собака женского рода), никого, (неопределённый артикль), не трогаю — и вдруг на плечо опускается лапа! Я, (неопределённый артикль), поворачиваюсь — медведь! Никогда не думал, мужики, что смогу пешком на дерево взобраться!
-- Да ты у меня из-под носа такой вертикальный старт дал, - вытирая слёзы, промолвил Ваня, - прямо как на ракетной тяге! Это ты уже потом руками-ногами перебирал, но, как мне показалось, больше для порядка.
Егерь окинул Ваню критическим взглядом.
-- Ты знаешь, - сказал он, почёсывая подбородок, - Мой тебе совет на будущее. Ты когда на люди показываешься, этот свой маскировочный халат всё же снимай. При твоей комплекции да в сумерках очень легко ошибиться. Ладно, возвращаемся в лагерь. Медведи сейчас наверняка на дальнем кордоне лечатся от инфаркта. Придётся менять тактику охоты.
-- А может, ну их, этих медведей? - нервно спросил древолаз. - Сходим на кабанчика, а?
