Последнее время, видимо, от частых простуд и аллергии, у меня притупилось обоняние. Не так, чтобы совсем я запахов не чувствовала, но ощутимо. Бывает, что и совсем отключается.
В некоторых ситуациях это неоспоримый плюс. Я совершенно спокойно могу ездить в метро на одной скамейке с бездомными, пока все остальные носатые нюхачи сбегают в другие вагоны. Красота и сплошной комфорт, благодать невыразимая.
Но, как выяснилось, граждане с правильными носами совершенно не готовы к восприятию не только запахов от лишенных водных процедур тел.
Я большая любительница «тяжелого парфюма». Такого, чтоб ещё через запертые двери по запаху тебя узнавали не только собаки, но и хозяева. А тут по случаю была приобретена «на пробу» амуажевская миниатюра . Состав простенький : крепкий ладан (5 кг), смола кедра ливанского (10кг) и мускус бешеной кабарги (2 ведра), все хорошо закреплено спиртом. В общем, всё, как я люблю. Шлейф на 200 метров по периметру и вещи, которые после этого только сжигать, потому что не выветришь и не отстираешь. Шикарно. Дорого. Богато.
К таким духам требуется макияж «душная южная ночь», кровавая помада и шпилька сорок сантиметров. Но, учитывая ареал моего профессионального обитания, шпильки и красная помада были отметены сразу, а рисовать сурьмой сросшиеся брови мне было лень. Поэтому недостаток бровей я восполнила двумя дополнительными пшиками духов. Повожу носом – не чую... Ах ты ж, думаю, барыги бессовестные, подделку очередную вручили! Не пахнет! Вода-водой! И от злости и безысходности – хрясь весь пузырек на себя (не пропадать же добру, уплочено!). Не пахнет, хоть ты тресни. Но что делать, и не такие потери переживали. Ладно.
Чешу к остановке, и тут в качестве компенсации подарок небес – троллейбус и маршрутка одновременно подходят. Маршрутка побойчее будет, выбираю её. Захожу, одной рукой повисаю на поручне, второй по рублю на билет отсчитываю. Процесс нелегкий, учитывая количество поворотов на трассе «дом-храм». Пока то да сё, рассчиталась, вторая рука освободилась, повисла уже как на турнике, ногами пол ловлю, озираюсь. И понимаю, что с пассажирами что-то не то.
Все. Все как один, в едином порыве, кто шарфиком, кто курточным, а кто плащовым воротником закрыли лица . А на лицах из-под шарфиков такая страшная мука вырисовывается, что меня оторопь взяла. Да что ж такое, думаю, с ними со всеми?
Первого полного ненависти взгляда я удостоилась от дамы, сидящей ближе всех ко мне. Потом лучи ненависти заструились из каждого уголка микроавтобуса. Из каждого пассажирского глаза неслись немые проклятья, и я их просто физически ощущала. Ненадолго стало страшно. Маршрутка мчит ракетой без остановок – никому не нужно выходить. Окна-двери закупорены, а вокруг меня формируется купол ненависти. «Сумасшедших везут, не иначе! Маршрутка-призрак, с неотпетыми душами! Мамаааааа! Меня сейчас убьют и сожрут!» – всё это вихрем в голове.
Пока душа металась в поисках ответа, мозг сориентировался и выдал на-гора сухой ответ : «Духи! Они всё-таки пахнут...».
Бедные... Бедные люди. В закрытом душном пространстве (почему никто из страдальцев не открыл люк, не понимаю, хотя при такой парфюмерной атаке у всех разум помутился, видимо), без возможности выскочить на ходу из этой газовой камеры, без возможности встать и дать мне от злости по башке (приличные люди оказались!) – эти мученики МОЛЧА сидели и смотрели на меня глазами-кинжалами.
Помня о том, что лучшая защита – нападение, я состроила еще более злобный взгляд, чем у моих ненавистников, и по очереди на всех значительно посмотрела (как бы мне пригодились брови из сурьмы, знала бы, где соломки подстелить!). Народ понял, что с теткой, выливающей на себя литр парфюма, опасно (по медицинским показаниям, само собой) связываться и отвернулся, хотя ненавидеть не перестал.
– Остановите на Мичуринском, у храма, пожалуйста, – прошу водителя.
Выхожу. В спину летят невидимые ножи и стрелы, пара проклятий и пожелание поскорей найти хорошего психиатра.
Хорошие духи, короче. Надо брать.
А пассажиры троллейбуса, видимо, все в тот день вели себя хорошо и боженька их мной не наказал! :)
(с)Ульяна Меньшикова
регент церковного хора (Москва)
