Перед 9 мая с Запада вновь звучат слова, что во Второй мировой якобы сошлись в битве два диктаторских режима. Этот миф демонизирует за рубежом и современный образ нашей страны. Как России воспрепятствовать попыткам пересмотра роли СССР в этой войне и сохранить историческую память о подвиге нашего народа?
«В четверг главы трех прибалтийских государств выступили с совместным заявлением о необходимости пересмотра итогов Второй мировой войны – в той части, которая касается и роли СССР в этой истории в их понимании». С этой новости Фирдус Алиев, управляющий директор по взаимодействию с экспертным сообществом Экспертного института социальных исследований (ЭИСИ), начал в формате онлайн круглый стол на тему «Неотъемлемая Победа. Надо ли защищать историческую правду?».
Действительно, накануне 75-й годовщины разгрома нацизма президенты Эстонии, Латвии и Литвы Керсти Кальюлайд, Эгилс Левитс и Гитанас Науседа обвинили Россию ни в чем-нибудь, а в «историческом ревизионизме» – в попытке переписать роль СССР во Второй мировой войне. Они в очередной раз завели речь о пакте Риббентропа – Молотова: «два безжалостных диктатора» Гитлер и Сталин поделили Европу, спровоцировав тем самым мировую войну. Теперь Прибалтика – «неотъемлемая часть ЕС и НАТО», но «трагические уроки прошлого» забывать нельзя, требуют президенты.
Собственно, Европа уже не первый раз пытается преподать России урок истории в своей трактовке, заметил Алиев – и напомнил о принятой полгода назад резолюции Европарламента «О важности европейской памяти для будущего Европы», где коммунизм и нацизм фактически объявлялись равнозначным и абсолютным злом.
Высокие западные собрания с завидной регулярностью издают такие документы – в 2009 году Парламентская ассамблея ОБСЕ уравняла роль Третьего рейха и СССР в развязывании войны, а в 2010-м тот же Европарламент опять-таки через запятую осудил коммунистический и фашистский тоталитаризм.
«Даже в разгар холодной войны, в 1978 году, было возможно появление советско-американского документального фильма «Неизвестная война», где история была подана объективно. Сейчас мы ничего подобного не видим», – посетовал Алиев.
«Напротив, с начала 2000-х мы видим новейшую волну ревизионизма, К примеру, в 2002 году выходит книга британца Энтони Бивора «Падение Берлина», которая
фактически реанимирует геббельсовский миф о «тысячах изнасилованных немок».
В современных публикациях их насчитали чуть ли не два миллиона», – констатировал директор Центра политического анализа и социальных исследований Павел Данилин. Пересмотром истории занимаются не только наши бывшие союзники, но и страны – бывшие сателлиты Третьего рейха, все это поставлено на поток, констатировал он.
«Действительно, в последние два десятилетия против России развернулись настоящие «войны памяти», – согласился заместитель заведующего кафедрой истории и теории политики факультета политологии МГУ Александр Бубнов. – Вещи, которые казались для нас очевидными – такие как значение победы над нацизмом – подвергаются пересмотру. Скажем, СС по-прежнему признается преступной организацией, но уже о прибалтийских формированиях СС говорится, что они, дескать, «вели собственную войну». И такая точка зрения формируется в том числе на уровне документов Конгресса США».
Россия неоднократно (в том числе в середине апреля, устами замглавы МИД Сергея Рябкова) давала отповедь властям Соединенных Штатов за попытки переписать в свою пользу историю Второй мировой войны. Но одной критикой нельзя защититься от перекручивания исторических смыслов – нужно понимать, почему Запад избрал целью информационных атак именно итоги войны, отметили участники конференции.
«Я вижу три причины. И первая – это желание разрушить Ялтинско-Потсдамскую систему мироустройства, – заметил профессор кафедры истории и теории политики факультета политологии МГУ Игорь Кузнецов. – Вторая причина – стремление ряда стран Центральной и Восточной Европы избавиться от чувства вины за свой коллаборационизм, за участие в реализации нацистского плана «Ост», за отправку своих войск на Восточный фронт.
Наконец, третья причина возникла благодаря историческим дискуссиям в нашем собственном обществе, констатировал Кузнецов. «С 90-х годов в культуре и искусстве стала продвигаться концепция «войны с другой точки зрения», попытки «понять» фигуры типа Андрея Власова или Петра Краснова, – возмутился историк. – Плюрализм в оценках истории, в том числе истории Великой Отечественной войны, граничил с безответственностью».
«С одной стороны, историческая память является для России мощнейшим геополитическим фактором, – заметил его коллега по факультету политологии, профессор Сергей Володенков. – С другой стороны, внутри России память о Великой Отечественной – основная скрепа нашего народа. На вопрос, чем мы можем гордиться в нашей стране, мы преимущественно говорим о 9 мая 1945 года».
«Неудивительно, что большая часть россиян – участников апрельского опроса ВЦИОМ сказала, что поддержит поправку к Конституции о том, что «Российская Федерация чтит память защитников Отечества», – заметил Алиев. «Очевидно, что государство должно заботиться о сохранении памяти о войне, но одними поправками в Конституцию невозможно выиграть в войне за историческую правду – правда должна быть живой», – подчеркнул Володенков.
«Мы должны разобраться с трактовкой истории, чтобы было чем отвечать тем же полякам, или чехам, когда они убирают памятник маршалу Коневу», – добавил Данилин. «Поправка в Конституцию, при всей ее значимости, не станет панацеей, – согласился Володенков. – Скорее она станет драйвером для дискуссий и для разработки стратегии в области сохранения исторической памяти».
Конец формы
Поправка создаст в обществе минимальный уровень консенсуса, выбросив за пределы дискуссий откровенных провокаторов, вроде предателя-перебежчика Виктора Резуна («Суворова») или авторов опроса о возможности сдачи Ленинграда фашистам, добавил Бубнов. Но дальше необходима работа политиков, историков, педагогов, и не в последнюю очередь – создателей книг, фильмов и компьютерных игр, добавил он.
«Формат встречи молодежи с живыми свидетелями войны – ветеранами – по понятной причине уходит», – заявил историк. Тем важнее становится роль визуальных носителей как способов передачи исторической памяти.
При этом Бубнов призывает активнее работать и с общественным мнением западных стран: «Обратите внимание на подход к осмыслению войны, который принят не в Восточной, а в Западной Европе. Там акцент делается на Холокосте и в целом на теме жертв среди гражданского населения. Многие ли там знают, что из 27 миллионов погибших на территории СССР – 16 миллионов мирных граждан? Почему это не считается российским аналогом Холокоста?
И вопрос уже к нам: почему до сих пор нет такой же базы по жертвам среди мирного населения, как, например, обобщенный банк данных «Мемориала» по жертвам репрессий? Такой компонент сохранения исторической памяти нужно наращивать», – уверен историк.
Михаил Мошкин
