Кот Матвей в светлой ипостаси и в тёмной
Кот Матвей приходит в три часа утра, укладывается гигантским мохнатым венком вокруг моей головы, лапой прижимает мой лоб к подушке – ни повернуться, ни дёрнуться – и гудит в моё ухо о том, как он скучал и томился без меня.
Когда-то мы жили в доме, где лифт поднимался с такими утробными звуками, словно пытался переварить пассажира.
Кот Матвей урчит как тот лифт.
Ты уехала, бормочет он, оставила меня одного, как ты могла! я так страдал, и худел, и плакал без тебя целыми днями.
– Что?! – фыркаю я, пытаясь вывернуться из-под его лапищи. – Да ты только и делал, что жрал целыми сутками!
– На нервной почве! – восклицает кот Матвей. – Я должен был заесть привкус одиночества!
– Ты гонял моего пуделя!
– Хотел отвлечься на ерунду!
– Поработил мою мать!
– Затыкал дыры в душе!
– Уничтожил цветы!
– Был неадекватен! – признаёт кот. – Но осознал и искупил. К тому же это твоя вина.
– То есть ты признаёшь, что жрал, спал и глумился над слабыми, – бормочу я, пытаясь ослабить его хватку.
Кот Матвей немедленно исполняет любимый трюк: отращивает ещё шесть лап и всеми ими держится за мою голову.
– Всё от тоски и горя, охвативших меня, – клянется он. – Но теперь я буду хорошим! Лучшим котиком, которого ты когда-либо встречала!
О да, думаю я. Лучшим котиком, который уронил на себя собственный анализ мочи. Лучшим котиком, который уснул в форме из-под холодца. Первым среди лучших, которые застревали в хэллоуинской тыкве.
Кот выгибает шею подобно фламинго и заглядывает мне в лицо зелёными, как весенняя луна, глазами.
- Ладно, чёрт с тобой, – сдаюсь я. – Иди сюда, пиявка моей души, клещ моего сердца.
Сияя как новорожденный ангел, кот утрамбовывается в подушку под моей головой. Но лапой придерживает меня на всякий случай – чтобы не сбежала к своему пуделю.
Утром сквозь сон слышу, как матушка ахает, раздвигая шторы:
– Ты примяла кота!
– И ус мне вырвала в пылу страсти! - негодует Матвей, выдираясь из моих объятий. – Совсем озверела женщина в разлуке со мной
"Раз я тебя полюбил – терпи, детка".
Я уже рассказывала, что кот Матвей меня любит.
Девиз кота: "раз я тебя полюбил – терпи, детка". Всё как у людей.
По утрам кот приходит и начинает делать мне непрямой массаж сердца. Сердце, по мнению Матвея, находится у меня в животе.
Я сразу оживаю. Попробуй не оживи, когда десять килограмм спасительного котика мнёт твою печень.
– Твоюжмать! – выдыхаю я.
Котик смотрит укоризненно. "Скотина ты неблагодарная. Я тебя реанимировал, а ты".
И уходит спасать собаку. У собаки сердце в ухе, и если за него укусить, собака тоже очень смешно оживает.
После завтрака Матвей ложится на спину и придирчиво вылизывает себе пузо. Потом сохнет, призывно раскинув лапы в стороны, как наложница в гареме перед приходом султана.
Если, проходя мимо, ткнуть в него пальцем, кот разорётся и устроит скандал. Он напоминает девицу, которая сперва сосредоточенно красит по одному ноготку, потом бегает, беспомощная, машет ладошками, вся такая трогательная, несуразная такая вся, потом случайно задевает свеженалаченным пальчиком экран айфона и орёт "да чтоб ты сдох, Стив Джобс!"
Вообще он истеричка. Если в квартире появляется существо мужского пола, кот сразу понимает: будут бить. Допустим, вешать на столбах. Фаршировать куропатками. Или я, наконец, исполнила давно обещанное и пригласила таксидермиста. Короче, добра не жди.
И с протяжным лебединым криком кот лезет под диван.
Под диваном он застревает. Потому что, с одной стороны кот Матвей – это поэт-метафизик Владимир Эрль. В том смысле, что он тоже рыжая вертлявая дылда. С другой стороны, у него, как у бедной девочки из клипа про лабутены, в критический момент очень некстати отрастает ЖОПА. Её никуда не всунешь. Она навлечёт на него погибель, на то она и жопа. Все они так поступают.
Кот бьётся под диваном, как раскормленная рыбка, застрявшая в сети. Смерть близко! Таксидермист дышит ему в затылок, точит вострый нож и готовит опилки. Куропатки подбираются вплотную, рассчитываются вполголоса на первый-второй, решают, кто сначала полезет, кто замыкает, кто захватит яблочко.
Тут появляюсь я. Секунд десять борюсь с разрывающими меня полярными желаниями: вытащить этого придурка за хвост наружу или дать ему пинка. Жалость к убогим побеждает, и я приподнимаю край дивана.
Стрела Робин Губа дольше летит в цель, чем кот шмыгает до стены и затихает там. Сердце у него колотится. По лбу стекает пот. Но кот знает, что злой таксидермист не пролезет за ним, а значит, он спасён.
Через пару часов, когда все давно ушли, кот Матвей красивой походкой от бедра выходит в комнату. Подкручивает усы. Смотрит на меня с чувством превосходства. Что, мол, глупая женщина, всё работаешь? А я вот прекрасно провёл время!
– Иди сюда, кретин моей души, – говорю. – Будем делать семейный портрет.
– Не хватай меня за шейку! – орёт кот. – Я же помылся!
Лето
Любить кота – большая честь. Исуса нет, а котик есть (с, Павел Майоров)
Ночью из кухни такой плеск, будто там бьются насмерть крокодилы.
Это кот Матвей захотел пить и заодно решил искупаться.
Доктор Кто с его летающей будкой завидует и рвет бороду: да, будка больше изнутри, чем снаружи, но она всё же и снаружи немаленькая.
Миска же с водой выглядит так, что вы никогда не поверите, будто в ней может с ногами поместиться десятикилограммовый мейн-кун.
Кот презирает скептиков. Он, бывало, часами лежал в коробке из-под айфона; он вливал себя по капле в сумку для косметики – что ему миска!
Я просыпаюсь, разбуженная фырканьем, звуками плещущейся воды, шлепаньем и всхлипыванием волны по плитке. Кот купается. Охает, ухает, обтирает себя передними лапами, вскрикивает "эх, холодненькая!" и ныряет с обрыва.
Я захожу в кухню, включаю свет и вижу, щурясь спросонья, залитый водой пол, брызги на шкафу и кота с мокрыми лапами, возлежащего посреди лужи.
- Ну и скотина же ты, - привычно сообщаю я коту.
Кот смотрит на меня с жалостью.
- А ты балда слепая, - беззлобно говорит он. - Ничего-то ты не видишь.
И плывёт дальше на спине, влекомый ленивым течением, среди дышащих сыростью влажных джунглей, мимо зарослей, из которых надсадно вопят попугаи и кричат виверры, плывёт под сияющим млечным путём, изредка взмахивая лапами и с улыбкой оборачиваясь на меня, стоящую посреди лужи в тесной кухне московской квартиры.
Об одаренности.
Срезанные розы я на ночь кладу в ванну, в холодную воду – чтобы дольше стояли. В последний раз из ванны вместе с розами был выловлен стучащий зубами кот Матвей, ходивший туда-сюда по грудь в воде.
Мнения разделились. Матушка предполагала попытку суицида. Я склонялась к косплею Офелии. Ребёнок процитировал классическое "не нужно объяснять умыслом то, что можно объяснить глупостью", и наверное, был прав: Матвей, обладающий грацией Гоздиллы, вполне мог сверзиться с края ванны.
Но почему он оттуда не выбрался?
Что искал он среди колючих стеблей и тугих бутонов?
Карасей?
Смысл жизни?
Затычку, чтобы выдернуть её зубами?
Нет у меня ответов.
@ Елена Михалкова