На заре своей карьеры довелось мне послужить в санитарно-эпидемиологической лаборатории Вооруженных Сил. С армией мы в итоге не сошлись характерами, но в памяти осталось с десяток историй, одну из которых я вам и расскажу.
Нарушения бывают устранимые и неустранимые. Например, в зоне моей ответственности был военный госпиталь, в котором располагалось отделение хирургии. Основное правило любой хирургии – разделение потока больных на «гнойных» и «чистых». Гнойные, не должны контактировать с чистыми никак. Поэтому ОЧХ и ОГХ разводят на разные этажи. У хирургии в госпитале был всего один этаж. И пациенты, как их не сторожили, ходили в общий туалет.
Неизменно при каждой проверке я писал в акте: «Обеспечить изоляцию гнойной хирургии от чистой». При этом и я, и начальник госпиталя понимали, что нарушение это неустранимое. Не может же госпиталь себе ещё один этаж пристроить или туалет в какой-нибудь палате оборудовать.
А вот с устранимыми нарушениями я боролся ни на жизнь, а на смерть, за что в подконтрольных частях меня за глаза называли «принципиальной сволочью».
Наш военный городок имел историческое значение. Он был основан больше полувека назад, и с тех пор ремонт в его зданиях не проводился.
Хотя я видел и более древние постройки. Например, в одной из частей на территории моего коллеги на казарме висела мемориальная доска: «В этой казарме с 18… по 18… квартировал гусарский полк его Императорского величества».
Некоторые казармы в моей части были построены немцами в годы Второй Мировой для своих нужд. А когда на старте своей карьеры я запросил документы по водоснабжению части – мне принесли коричневую папку с хрупкими пожелтевшими листами, под которыми стояла подпись некого народного комиссара.
Это предыстория. История началась однажды в декабре.
Прихожу в понедельник в лабораторию и начинаю обзванивать медпункты на предмет поступивших за выходные больных. Отчет по заболеваемости ещё никто не отменял. Первый медпункт – в норме, второй – в норме. А вот в третьем какая-то вспышка ОРЗ. Сразу восемь человек и с утра ещё четверо поступают. Бросаю все и мчусь в третий медпункт.
Картина грустная. Медпункт полон сопливыми и кашляющими бойцами. Провожу краткий опрос – так и есть, все из одного подразделения, из одной казармы. Мало того – с одного этажа. Третьего, верхнего.
Бегу в казарму. Так и есть! Декабрь в этом году выдался слякотный, температура болталась в районе нуля. Снег, выпадавший на крыши и плац, не успевали убирать. Он немедленно таял. А казарма старая. Её крышу кое-как летом залили битумом, от морозов тот потрескался, а теперь началась оттепель, крыша не то что протекает, а ручьями течет.
Поднимаю одеяло на одной из коек. Простыню и наволочку хоть выжимай! Влажность в помещении зашкаливает. Подхожу к висящему на стене гигрометру-психрометру. Тот сходит с ума. А в журнале учета влажности – все в норме. Начинаю медленно закипать.
- И давно у вас так? – спрашиваю у дежурного.
Молчит. Глаза на меня пучит. Боится, что по шапке получит. Не от меня, так от командира. Ну что взять с солдата?
Прихожу к командиру подразделения.
Так и так – в казарме крыша течет, поэтому и заболеваемость среди личного состава. Рекомендую крышу починить. А на время ремонта переселить третий этаж ниже и изолировать в целях нераспространения заболевания.
Командира я застал в парке, поэтому он сразу кричать начал и могучим волосатым кулаком по броне танка стучать.
- Да ты, доктор, совсем о..ел! Ты мне подготовку личного состава срываешь! Какое расселение! Какой ремонт!
А бойцы все болеют.
Делать нечего, пошел я к начальнику командира подразделения. Тот принял меня в своем кабинете, поэтому тоже начал кричать. И могучим волосатым кулаком стучать по полированной столешнице стола советского производства.
- Вы в своей СЭЛке от действительности оторвались! Как я тебе посреди зимы ремонт буду проводить!
А больных все больше.
Я набрался наглости и пошел к самому главному.
У главного были полковничьи погоны и мечта о генеральских лампасах, поэтому кулаком стучать он не стал. Презрительно посмотрел на меня и спросил:
- Ты чего, летёха, хочешь мне весь план учебной подготовки сорвать?
- Товарищ полковник, - вытянулся я. – Прогнозирую заболеваемость среди личного состава в данном подразделении на уровне 70-75%. Высока вероятность повторных случаев среди уже переболевших, что чревато осложнениями. Поэтому план учебной подготовки и так будет сорван.
Командир берет телефонную трубку, звонит начальнику третьего медпункта.
- Капитан? Сколько у тебя больных на текущие сутки? Да, сэловец тут примчался с шашкой. Сколько? Вот, б..ть! – полковник от души хрястнул трубкой по телефону.
- Так что будем делать, товарищ полковник?
Командир части мрачно посмотрел на меня.
- Уже сдал, небось?
- Отчет по заболеваемости отправлен моему непосредственному начальнику в восемь утра.
А сам думаю: «Тебя, гад, если не сдать, то ремонт на месяц затянется».
- Вот не можешь ты, лейтенант, по-человечески. Иди. Сегодня все будет.
В течение часа на крышу загнали двух прапорщиков с ведрами расплавленного битума и рубероидом, и те при помощи матюков и славянского «авося» кое-как крышу залили. До весны хватило, а там опять началось все по-старому.
Раз в полгода на мою голову сваливалась из столицы комиссия в составе пары подполковников. Вместе со мной они ездили по частям на подконтрольной территории и проверяли уже мою работу. Естественно, о приезде комиссии я знал за неделю, поэтому успевал подтянуть хвосты и запастись вазелином. Потому что без вазелина в армии никак.
В очередной раз приезжает грозный подполковник. Вожу его по частям, показываю столовые, медпункты. Начальство морщится, но особо не придирается. Еще бы. Заранее предупрежденные начпроды и начмеды перед ним чуть ли не ковровую дорожку расстилают.
Проверяющий притомился. Возраст все-таки. И захотел кушать. Везем его в ближайшую столовую. Поварихи в накрахмаленных до хруста передниках выносят поднос с яствами. Начальство кушает, благожелательно посматривает по сторонам.
И тут с потолка, прямо перед носом подполковника (хорошо, что не в тарелку) падает огромный жирный таракан. Проверяющий смотрит на меня и хмурит брови. Я разрываюсь между желанием расхохотаться и спрятаться под стол.
Шлеп! Ещё один крупный таракан повторяет путь своего собрата и звонко приземляется на плитку пола. Читал я, что бывает дождь из рыбы, но чтоб из тараканов, да ещё в закрытом помещении…
Оказывается, начстоловой накануне проверки решил экстренно потравить тараканов. Что за порошок рассыпали бравые повара по углам – это я не знаю. Но тараканов торкнуло только через два дня – как раз к приезду проверки. И они во-первых перестали контролировать свои лапки, во-вторых повылазили изо всех щелей. Наверное, для того, чтобы умирая, проклясть коварных людей последними тараканьими проклятиями. Дальнейший прием пищи проходил под градом падающих с потолка и стен тараканов.
Подполковник уехал недовольный, грозя мне выговором и дальнейшими карами. А я усмехнулся, достал из кармана блокнот и зачеркнул ещё одно число. До дембеля оставалось двадцать два дня.
(с)DoktorLobanov
