- Хорошо быть начальником! – говорил капитан Потапов, входя в радиорубку.
- Хорошо! – охотно соглашался я и убирал ноги со стола.
Сменив «американскую» позу на рабочую, я изображал собачью преданность и готовность к подвигу. С капитанами мне везло всю жизнь. Скажу без ложной скромности, многие из них мечтали заполучить Абинского под свой флаг и боролись за него в кадрах. Не всем везло, разумеется.
Я обычно хвастаюсь, когда выпью. И чем больше – тем больше… Друзья знают об этом и прощают мне эту маленькую слабость. Простите и вы…
- У нас в пароходстве два начальника, - говорил Потапов, - начальник пароходства и начальник радиостанции.
- Yes! – соглашался я и надувал щеки.
***
- Хорошо быть начальником! – сказал я при первом знакомстве радисту-практиканту Дефружеа.
Дефружеа, это не кличка, это фамилия такая. Сандрик Дефружеа сидел на краешке дивана в радиорубке и клевал носом. Позже я узнал, что у него привычка такая, клевать носом.
Судя по фамилии, предки Сандрика были французами и писалась она, фамилия, раздельно – Де Фружеа. А вот мама его наверняка родилась в одной из солнечных республик. Мне-то все равно – лишь бы человек был хороший. Тем более, что Сандрик ходил в женихах у Людмилы Потаповой, капитанской дочки, и вскоре обещал стать родственником.
- С паяльником дружишь? – спросил я Сандрика.
- У нас была практика на радиозаводе, - встрепенулся он и поклевал носом, - триггеры паяли и всякую чушь для торпед.
- Интересно?
- Да чего там? Бери и лепи…
- Тут ты не прав, дружище. Паяльник у радиста – это как смычок в руках виртуоза! А запах расплавленной канифоли! А?! Это поэзия, когда серебряная капля олова ложится на площадку контакта и потом, застывая, становится матовой и твердой. И ты уверен, что твоя пайка не отвалится и не подведет никогда…
- Для паяния лучше использовать специальные флюсы, - авторитетно перебил меня Дефружеа, - канифоль – это вчерашний день.
- Забудь. Лучше еще ничего не придумали. Как у тебя с морзянкой?
- Восемьдесят знаков свободно. И туда и сюда, - Сандрик ткнул пальцем в небо, потом коснулся собственного уха.
- Маловато будет, - сказал я, - но это дело наживное, придется попотеть. Минимальная планка для тебя – сто двадцать.
- Чтобы сдать ГОСы, нужно сто...
- Морзянка – это музыка, - вещал я, - а хорошая музыка звучит у талантливого исполнителя. Дело даже не в скорости, а в красоте и неповторимости твоего музыкального стиля. Со временем у радиста вырабатывается свой почерк, по которому его можно узнать в эфире.
Дефружеа молча клевал носом и уже начал скучать.
- Опять же, у радистов особый статус на судне. Сверху над тобой – только капитан. Никто ни бельмеса не смыслит в нашем деле. Тут, правда, есть и ложка дегтя – подсказать тебе некому, вся надежда только на эту светлую голову и золотые руки…
А почет и уважение коллектива! Ты первый узнаешь все новости, в курсе всех важных событий, тебе экипаж доверяет свои сокровенные тайны и люди, бывает, приходят за советом. Помполиты о такой популярности могут только мечтать. Все знают, что в трудную минуту ты не спасуешь, зубами будешь держать оголенные провода, передашь сигнал бедствия и прыгнешь в шлюпку последним, вместе с капитаном.
- Это мне не грозит, - сказал юный Сандрик, - мне цыганка нагадала, что я не утону.
- Вот и славно, значит тебе одна дорога – в моряки!
Дефружеа вздохнул, посмотрел на меня темными глазами и спокойно сказал:
- Знаете что, Андрей Степанович… я не хочу быть радистом. Я хочу быть юристом.
- А чего ж ты?..
- Где еще такая шара – и от армии откосить, и какую-никакую специальность поиметь?
Далее, как пишут в театральных пьесах, последовала немая сцена, после которой я молча спустился с подмостков и покинул радиорубку.
Я люблю свою работу. Редкая удача, когда увлечение детства превращается в любимое занятие на всю жизнь. Запах расплавленной канифоли мне нравится, как кошкам валерьянка. Морзянка звучит волнующей увертюрой. Когда сквозь завесу помех, где-нибудь из-под Кубы или южной Африки, ты сумеешь связаться с берегом, передать пачку РДО, получить QSL , TKS и 73, испытываешь ни с чем не сравнимое удовольствие. У меня почти интимные отношения с аппаратурой. Как и все радисты, я часто разговариваю с разными приборами и, как в любой семье, у меня есть свои любимчики. По сути, я живу в радиорубке. Когда любишь, поцелуев не считаешь...
- Как дела у нашего француза? – иногда спрашивал меня Потапов.
- Никак, - честно отвечал я, - морзянка не идет, музыкальный слух отсутствует и, вообще, парень хочет быть юристом.
- Что Людка в нем нашла? – с досадой говорил папа, - любовь зла, полюбишь и Дефружеа…
Однажды я поручил Сандрику заменить сгоревшие диоды в блоке питания «Березки». Элементарная схема – двухполупериодный выпрямитель. Дефружеа корпел над ним весь день, листал схемы, морщил лоб и дымил паяльником.
- Что ни делаю – горит предохранитель, - наконец сдался он.
Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять «косяк» незадачливого француза.
- Для чего нужны диоды? – спрашиваю.
- Диоды – они детекторы, - отвечал Сандрик, - а детекторы нужны, чтобы детектировать.
- То есть?
- Пропускать ток в одном направлении…
- Верно, соображаешь. Так какого беса ты их впаял в обратном направлении? Вот и горят у тебя сперва диоды, а потом предохранители.
Паять Сандрик тоже не умел. Лепил припой, как штукатурку на кирпич. Не знаю, какие триггеры лудил Дефружеа для торпед, но теперь сильно сомневаюсь, что эти снаряды попадут в цель. Родина в опасности.
За всю практику Дефружеа принял одну частную радиограмму, после чего окончательно потерял веру в себя. Во время обеда он торжественно вручил РДО нашей дневальной, Оле Матюшиной. Ольга пробежала глазами текст и вдруг начала дико хохотать. Так дико, как смеются обычно толстые американки из северных Штатов.
- ОЛЯ У ТЕБЯ РОДИЛАСЬ ДОЧЬ ВЕС ТРИ РОСТ ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ, - громко прочитала она для всей публики.
Народ попадал со стульев. Дефружеа покраснел и под общий хохот ретировался из столовой.
Прошло лет десять. Однажды я встретил капитана Потапова у конторы пароходства. Между прочим, спросил о своем подопечном радисте.
- Бывший мой зятек, - сказал Потапов, - когда выучился на юриста, первым делом исправил свою фамилию на французскую - Де Фружеа. Де – отдельно. И живет теперь отдельно, в Израиле. Там своих юристов хватает, хоть в штабеля складывай. Вот он и поет в цыганском хоре… А ты говорил, у него слуха нет!
© Copyright: Андрей Абинский
