С 2014 года эксперты заговорили о процессе прибалтизации Украины. Другие, напротив, рассматривают концепцию украинизации Прибалтики. Как бы то ни было, между странами Балтии и страной победившего «майдана» сегодня действительно много общего. И там, и там повестку дня формируют националисты, которые, похоже, ненавидят Россию больше, чем любят собственную страну. О том, чем похожи и чем различаются украинские и прибалтийские радикалы, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал историк Алексей Гусев
— Г-н Гусев, мы знаем, что украинских и прибалтийских националистов сегодня объединяет жгучая ненависть к России. По Вашему мнению, есть ли между ними еще что-то общее?
— Действительно, в первую очередь, многочисленные националистические организации образовались на волне провозглашения независимости постсоветских республик в 1991 году.
Сегодня их главная общая черта — это осознание своей отделенности от метрополии (в данном случае — от России). Главной задачей украинских националистов является подчеркивание того, что у Украины имеются своя история, своя культура, некая особость.
Это поддерживалось многими респектабельными политиками. Достаточно вспомнить президента Леонида Кучму, который написал книгу «Украина — не Россия» еще в сравнительно спокойном 2003 году, до обоих «майданов».
Но я хочу подчеркнуть, что националистические партии на Украине и в Прибалтике не занимают на сегодняшний день ключевых позиций.
Если вы посмотрите на украинский парламент, вы обнаружите, что за годы независимости в него только однажды прошла крупная националистическая фракция — всеукраинское объединение «Свобода» (организация, запрещенная в РФ — прим. ред.) во главе с Олегом Тягнибоком.
Притом она прошла в 2012 году, во времена Виктора Януковича. Сейчас такие радикальные националистические организации находятся на обочине политической жизни.
В то же время они весьма и весьма заметны, их активно используют власти, многие из их активистов были движущей силой как на Майдане, так и во время событий в Прибалтике в начале 1990-х годов.
Можно также отметить то, что для большинства националистов характерна героизация своих предшественников, участников событий времен Второй мировой войны.
Для украинских радикалов это, конечно же, представители Организации украинских националистов и Украинская повстанческая армия (структуры запрещены в РФ – ред.). У литовцев есть «лесные братья», в Эстонии и Латвии — другие движения.
— В интервью нашему изданию польский политолог Рональд Ласецки отметил, что до недавнего времени украинский национализм был локализован в Галиции, а выйти за эти рамки ему помогли «майдан» и государственный переворот. То есть в действительности националистическая идеология чужда большей части населения Украины. В то же время, в Прибалтике национализм победил сразу после распада СССР, и население региона, судя по всему, не противится этим идеям (если вынести за скобки русскоязычных жителей, конечно). Говорит ли это о том, что в Прибалтике позиции националистов сильнее, чем на Украине?
— Такая разница между Украиной и Прибалтикой существует, но у Прибалтики есть важная особенность. Там гораздо острее стоит национальный вопрос. Это в первую очередь касается Латвии и Эстонии, Литвы — в меньшей степени, потому что в Литве русскоязычного населения не так много.
По сути, националистическими можно назвать любые партии в Латвии и Эстонии, которые не выступают за равные права, в том числе в языковом пространстве.
Я бы не сказал, что в Прибалтике существует социальный запрос на какое-то острое размежевание. Здесь скорее нужно говорить о бытовых проблемах.
Латыши и эстонцы в быту не принимают русскоязычное население, это является частью их культуры. По сути, прибалты и русские живут в двух разных мирах, не могут и не хотят друг друга понять. Мы видим, как это проявляется, к примеру, в языковой политике Латвии.
Безусловно, латыши, которые составляют большинство населения в своей стране, принимают решение о том, что необходимо урезать возможность получения образования на русском языке. Эту идею поддерживает более половины населения, но не учитываются интересы достаточно значительного меньшинства.
На Украине другая ситуация: там большинство населения — русскоязычные, хотя русский не является государственным языком.
Здесь налицо очень серьезная региональная локализация, это Вы правильно подчеркнули. В первую очередь, это связано с тем, что носителями украинского языка являются выходцы из Западной Украины, Галиции, Черновицкой области и части Правобережья. Они говорят именно на украинском языке, и для них это элемент самоидентификации.
Но мы должны понимать, что Украина сформирована из нескольких частей. Западная часть Украины — это все-таки бывшие территории Польши и Австро-Венгрии, часть юго-западной Украины — бывшие территории Чехословакии, Румынии, Венгрии.
Эти люди существовали в совершенно разных условиях. У них разная религия и разное самосознание. Рискну сказать, что речь вообще идет о разных народах.
Если брать условного среднестатистического харьковчанина, то он найдет больше общего с жителем Ростова, чем с жителем Львова.
Это проблема современной Украины, которую она никак не может решить. В 1990-е и 2000-е годы она замалчивалась, потому что каждый президент пытался лавировать. Даже Виктор Ющенко, казавшийся прозападным президентом, периодически пытался делать реверансы в сторону Востока.
Первым иностранным руководителем, к которому он поехал после «майдана», был президент России Владимир Путин, что для многих стало неожиданностью. Но неудачные попытки вести переговоры с Россией Ющенко совмещал с инициативами вроде присвоения Степану Бандере звания Героя Украины.
Украина действительно очень разрозненна, и там до сих пор не сформирована национальная идея. Петр Порошенко попробовал сделать резкий в обществе крен. Сейчас идет очень мощная идеологическая обработка населения Украины с целью сделать его неким монолитом.
Я полагаю, что именно поэтому новая власть не особенно цепляется за Донбасс и Крым. Там проживает «сложный» электорат.
Украинские элиты не заинтересованы в том, чтобы эти регионы снова стали частью их государства. Но заявить об этом публично нельзя.
Что они могут предпринять? Продолжать войну, чтобы вопрос Донбасса не решался. Во всяком случае, чтобы он не решался в пользу Украины, в пользу реинтеграции этих земель. Нынешняя Украина просто избавляется от ненужных ей людей.
— В Прибалтике национализм, пусть и с элементами популизма, прижился сразу после распада СССР, а на Украине — только через 23 года. Ключевую роль в этом сыграл географический фактор?
— Я бы не стал проводить параллели. Нужно учесть, что Прибалтика всегда была особым регионом в составе Советского Союза.
Литва, Латвия и Эстония присоединились к СССР только в 1940 году. У них не было «полновесной» истории нахождения в составе Советского Союза, но был опыт независимой государственности. У Украины, если не считать короткого периода гражданской войны, такого опыта не было.
Собственно, поэтому Прибалтика всегда больше тяготела к своей независимости. Здесь сыграли роль и географическое положение, и национальный вопрос.
Не забывайте, что украинцы — это, в первую очередь, русскоязычные славяне. А прибалты — совсем другая культура, совсем другое мироощущение, миропонимание.
Повторюсь, в Прибалтике существовал культ независимости, была память о ней. Значительная часть населения не желала видеть свою страну в составе СССР. Все это было.
Что касается Украины, то такие тенденции наблюдались только в упомянутых регионах, которые, как и Прибалтика, вошли в состав СССР только перед войной. Речь идет о Галиции и Волыни. Именно здесь процветали сепаратистские настроения.
Когда в марте 1991 года в СССР проходил референдум о сохранении СССР, во всем Союзе оказалось всего четыре административно-территориальные единицы, проголосовавшие против. И все четыре были на Украине: Львовская, Тернопольская, Ивано-Франковская области и город Киев.
Киев, правда, можно вынести за скобки: там было почти 50 на 50. Но в то же время характерно, что единственные провинциальные регионы, где 80% населения голосовало против сохранения СССР, были именно в Галиции.
В этом смысле Галиция продолжала прибалтийские традиции. Но перенести свои националистические практики и особый менталитет на всю Украину в то время было невозможно.
Галиция — это около пяти миллионов человек, а Украина на тот момент вмещала пятьдесят миллионов.
С тех пор многое изменилось. Сегодня мы можем сказать, что националистические движения переходят Днепр, но ядро все равно остается в Галиции. Оно и задает повестку дня.
Характерно, что ни один из крупных украинских олигархов, не считая Дмитрия Фирташа, не является выходцем из западных регионов страны. Поэтому стоит искать скорее политико-экономические причины того, что именно западноукраинская идея национализма оказалась в какой-то момент доминирующей.
В действительности эта идея не была доминирующей даже в самой Западной Украине в 1990-е и 2000-е годы. Просто поднимите статистику и поинтересуйтесь, как голосовали на Западной Украине за Кучму в 1999 году, сколько людей во Львове голосовало за националистов.
Вы неожиданно обнаружите, что в 1990-е и в начале 2000-х годов за националистов там голосовало 2–3% населения. И это в Галиции — в самых, как говорят, «бандеровских» регионах!
Рейтинг радикальных националистов был таким же, как рейтинг коммунистов. Но радикальное меньшинство просто оказалось востребованным в XXI веке. Как ни странно, во многом его взрастила сама Украина, в том числе и президент Виктор Янукович.
— В последние годы часто говорят о «хуторянских», сельских корнях украинского национализма. По вашему мнению, в странах Балтии у него другое происхождение? Можно ли назвать его городским?
— Я не думаю, что это правильная точка зрения. Безусловно, Западная Украина — аграрный регион, и большинство деятелей ОУН и УПА — выходцы из деревни. Но Прибалтика эпохи Второй мировой войны — это тоже, по сути, сельскохозяйственное государство.
Влияние деревни и здесь было крайне сильным. Если вы посмотрите на состав «лесных братьев», то увидите, что они зачастую являлись выходцами из крестьян. Рискну утверждать, что крестьяне составили большую часть борцов за независимость Прибалтики.