Какая связь может быть между нынешними угрозами США о военной операции против Ирана, санкциями, провокациями англосаксонских спецслужб в Оманском проливе и Хорасом Клиффордом Вестерманном, чья экспозиция под названием Brinkmanship с 1959 года стоит в американском Саду скульптур Смитсоновского университета? На удивление – самая прямая.
Не секрет, что многое в современном мире является не тем, чем кажется. Во времена информационной глобализации и отсутствия интернет-границ ничего из сказанного мировыми массмедиа нельзя принимать на веру. Информационные войны диктуют свои правила, а потому в каждом вопросе стоит быть настороже.
Казалось бы, какая связь может быть между нынешними угрозами США о военной операции против Ирана, санкциями, провокациями англосаксонских спецслужб в Оманском проливе и Хорасом Клиффордом Вестерманном, чья экспозиция под названием Brinkmanship с 1959 года стоит в американском Саду скульптур Смитсоновского университета? На удивление – самая прямая.
Дело в том, что термин Brinkmanship, легший в основу этой известной работы, является хрестоматийным дипломатическим определением. Его создание приписывают американскому дипломату Эдлайю Стивенсону, описавшему таким образом шаги Джона Фостера Даллеса, 52-го госсекретаря США при президенте Эйзенхауэре. Именно Джон Даллес с 1953 года пытался сделать американскую политику против СССР «балансирующей на грани», то есть свести диалог мирного времени к монологу на пороге войны.
Джон Даллес считал, что, если Вашингтон будет намеренно подталкивать события к катастрофической развязке, причем даже в том случае, если она рискует стать катастрофической для обеих сторон, враг в целях самосохранения уступит. А поскольку США априори считали себя сильнее всех, подход провоцирования партнера, в надежде заставить его пойти на попятный, прижился.
Во второй половине XX века, ввиду стратегического военного паритета между СССР и США, приём Brinkmanship на время потерял актуальность, но не исчез, а перешел в бизнес-среду.
Трамп, как известно, потомственный бизнесмен мирового уровня, и, судя по предыдущим его внешнеполитическим шагам – переговорам с КНДР, Турцией, Индией и даже с Китаем, в своей политике он использует именно этот подход.
При «балансировании на грани» в бизнесе речь, как правило, идет об игре в рулетку. То есть о ситуации, когда одна из сторон намеренно удваивает ставку даже тогда, когда оппонент пытается свести торг к взаимовыгодному компромиссу.
Точно так же Трамп пытается поступать и в геополитической среде, нагнетая ситуацию до тех пор, пока у оппонента не кончаются ресурсы, либо критически не ухудшается внутреннее положение дел. В обоих случаях итогом в рамках данного подхода должна являться капитуляция, а значит, всю выгоду получит лишь одна сторона.
Проблема этой «игры» для мира заключается в том, что инструментов для давления у США слишком много, а потому они рискуют упустить момент, при котором выбора у противника просто не останется.
В отличие от бизнеса, к которому привык Дональд Трамп, в дипломатии великих держав «пограничной» чертой являются боевые действия, а значит неумение вовремя остановиться, применяя Brinkmanship, означает войну.
Россия поставила крест на подобной методологии в свой адрес в 2018 году – во время обращения президента к Федеральному собранию. До Вашингтона было доведено, что с появлением у Москвы прорывных систем стратегического нападения политика диспаритета ядерной триады, Концепция «мгновенного» обезоруживающего удара, движение НАТО на восток, позиционные районы ПРО и прочие шаги, подталкивающие Москву к капитуляции, полностью себя исчерпали. У Ирана же сил на такой ответ, разумеется, нет.
Иными словами, реального вооруженного конфликта с Исламской Республикой Иран администрация действующего президента США не желает, но, как бы парадоксально это ни звучало, всеми силами пытается приблизить этот момент.
13 июня 2019 года японский танкер Kokuka Courageous и нефтяной танкер Front Altair подверглись нападению неизвестных сил в Оманском заливе. Вашингтон немедленно обвинил во всем Иран.
Нелепость и очевидность этой провокации, а также её соответствие вышеописанной методике, наглядно доказывал тот факт, что атаки были осуществлены в момент визита в Тегеран премьер-министра Японии Синдзо Абэ, впервые за четыре десятка лет. Помимо этого, в экипаже второго танкера числилось 11 граждан России, что и вовсе превращает подобную атаку в абсурд.
С Японией Иран старается наладить экономические отношения, а на развитие связей с Пекином и Москвой направляет весь свой потенциал. В Тегеране прекрасно понимают, что нарушение международного транзита энергоносителей и судоходства в проливах ударит в первую очередь по интересам дружественных сторон, то есть по тем, с кем у Ирана остаются шансы улучшить отношения. Не говоря уже об интересах России и КНР, а также опасности настроить против себя все оставшиеся нейтральными страны региона.
Подобные последствия «иранского» нападения на танкеры выгодны только для США, а вовсе не самой Исламской Республики. А следовательно, как упоминается в крылатом латинском выражении: «Is fecit cui prodest» – искать нужно того, кому выгодно.
Учитывая, что дедушка Джона Даллеса – апологета термина, описывающего современные действия США, был госсекретарём при президенте Бенджамине Гаррисоне, дядя – госсекретарем при Вудро Вильсоне, а младший брат, Аллен Даллес, крупнейшим руководителем американских спецслужб, ничего конспирологического в нынешних событиях не происходит. Трамп просто применяет методику, которую англосаксы десятилетиями применяли до него.
Воевать с Ираном США опасаются, поскольку это скрепит не только сам Иран, в подрыв которого изнутри вложены миллиарды, но и страны вокруг исламского режима. Так, например, хотя Вашингтон в рамках информационной войны и требует от Багдада оказать поддержку в случае эскалации конфликта – значительная часть населения Ирака симпатизирует братьям по вере и вряд ли станет предавать Иран. Кроме того, государственная машина и народ Исламской Республики ментально готовы к конфликту, это заложено не только в идеологических догмах, но и в религиозных аспектах шиизма данной страны.
Вместо этого в мае 2018 года США в одностороннем порядке вышли из ядерной сделки с Ираном, в ноябре, в нарушение собственных слов возобновили санкции, одновременно, под угрозой персональных мер, потребовали от государств-сателлитов отказаться от покупки иранской нефти. В мае 2019 года приступили к наращиванию военного присутствия в Персидском заливе, направили в район авианосную ударную группировку и тактическую группу бомбардировщиков B-52.
Несколько позже Центральное командование вооружённых сил США (Centcom) обратилось с предложением в Госдеп о дополнительной переброске на Ближний Восток 5000 американских военнослужащих, а неделей ранее исполняющий обязанности главы Пентагона Патрик Шэнахэн и вовсе заявил о вероятности направления в регион 120 тысяч солдат.
В начале июня Белый дом приступил к организации прямых провокаций в Оманском заливе, а во второй его половине, 20 июня, начал «голливудское» шоу с «отменой» нанесения военного удара по Ирану в ответ на сбитый беспилотник.
Вдобавок ко всему, Вашингтон внес «Корпус стражей Исламской революции» – элитное подразделение армии Ирана, в список иностранных террористических организаций и угрожает проведением кибератак против иранских компьютерных систем.
При этом в рамках ведущейся Штатами информационно-политической игры неуравновешенность образа Трампа работает на американцев. Как пишут сами массмедиа США: «однажды Трамп уже приказал нанести авиаудар, не оповестив Конгресс и не проконсультировавшись с союзниками, может сделать это снова. Тем более что в следующий раз своё решение он может и не отменить».
Смешанные сигналы со стороны США путают Иран еще больше, и это такая же часть стратегии Brinkmanship, как и санкции против России, чьи условия отмены размыты так, что выполнить их даже при желании невозможно.
Администрация президента США в лице Джона Болтона дает понять, что стремится к смене правящего режима в Иране, в то время как вышестоящее лицо – Дональд Трамп – продолжает говорить о необходимости новых переговоров. На практике конкретика отсутствует намеренно, поскольку целью является эскалация, а не диалог.
Первопричины
Географически контролируемый Ираном Ормузский пролив находится между Персидским и Оманским заливом. По сути – это бутылочное горлышко, через которое нефть из Бахрейна, Катара и Кувейта может быть поставлена на экспорт в остальной мир, других выходов к морю у стран просто не существует. Через Ормуз также идут танкеры из Саудовской Аравии, ОАЭ и Ирака, направляя таким путем 80%, 85% и 85% своей нефти соответственно.
В совокупности через Ормузский пролив проходит порядка 30% от всего экспортируемого в мире черного золота, что делает Иран лакомой целью. США десятилетиями были заинтересованы в том, чтобы заполучить контроль над этим энергетическим «краном», тем более что значительная часть энергоносителей, поступающих по нему, снабжает такие значимые для сохранения гегемонии страны, как Китай, Япония и Индия.
Иронично, что изначальный интерес к Ирану у США возник по той же причине. Однако вектор этого интереса в 1929 году был противоположным. В те годы речь шла не об экспорте иранской нефти за рубеж, а о нефти из американских скважин для нужд Ирана. Лишь в этот короткий период деструктивных планов в данной плоскости Вашингтон не строил.
Когда же добыча нефти была налажена в самом Иране, а американские энергоносители перестали пользоваться спросом, отношения стали развиваться в современном ключе.
Вначале США стали добиваться получения доли на нефтяном рынке Ирана и контроля над проливом руками нефтегазовых корпораций (Standard Oil) и финансовых махинаций. Однако к 1945 году, ввиду роста советского влияния в регионе, этого стало недостаточно.
В итоге заместитель госсекретаря США Джейм Бронз тайно предложил Москве проект о разделе Ирана на семь самостоятельных государств, с соответствующим разделом интересов, но СССР вместо ответа попросту «помог» закрытому письму опубликоваться в иранской газете Darya. С тех пор планы США по своей сути не изменились.
Идеальным сценарием нынешней «игры» для Вашингтона стал бы исход, при котором Иран сам бы перекрыл нефтеносную артерию, заодно воплотив в жизнь угрозы о возобновлении обогащения урана. В этом случае отметка цены за баррель могла бы достигнуть невероятных величин, а Тегеран стал бы врагом для всех западных «союзников».
Столь яркий кратковременный рост оказался бы ударом по технологическим конкурентам США, зависимым от энергетического импорта из данного региона. СМИ и подконтрольные англосаксам соцсети во всем бы обвинили Иран, и это стало бы для него подстроенным «самоубийством».
Опасность дальнейшей эскалации увеличивает и нахождение в регионе ударных экспедиционных сил США, поскольку на фоне угроз госсекретаря Майка Помпео о начале «немедленных» военных действий, «в случае гибели американских солдат», делает подобные провокации англосаксонских спецслужб еще более вероятными.
Закрытые заседания Совета Безопасности ООН по «инциденту с танкерами» и «ситуации вокруг Ирана» также не предвещают охлаждения, а значит, махинации с общественным мнением и новые поводы для того, чтобы задавить Иран, явно продолжатся.
Компромисс в данном случае абсолютно невозможен, во всяком случае без привлечения третьей стороны, но в отличие от Сирии, Москва пока занимает выжидательную позицию, также поступает и Китай.
Руслан Хубиев, ИА Regnum