Слышали пословицу: «Солдата куда не целуй, у него везде …э-э-э, не лицо, короче»? Да простят меня адекватные солдаты, но в первый год своей службы в сан.-эпид. лаборатории при воинской части я убедился в истинности данной пословицы. А все из-за рядового Иванова.
В мои обязанности, как военного врача эпидемиолога-паразитолога-гигиениста-микробиолога входило проведение анализов при подозрении на кишечную инфекцию у бойцов. Из-за особенностей микробиологического анализа, результаты я иногда выдавал уже после того, как бойца пролечивали антибиотиками широкого профиля и отправляли обратно в часть. Экспресс-анализов у меня в лаборатории не водилось. Точнее наборы были. Ровно два. Но стояли они в холодильнике, под строгим замком и моей личной материальной ответственностью. Я их принял, заступая на службу, и, увольняясь, сдал.
Но это я отвлекся.
Иду как-то осенним утром на службу, а на ступеньках лаборатории в скрюченной позе меня поджидает боец.
- Что случилось? – жизнерадостно спрашиваю я.
- Доктор, диза-а-а, - солдат на моих глазах подает признаки клинической смерти, изображает судороги и пускает пену изо рта. Ну ладно, с пеной я преувеличил.
- Заходи в лабораторию. Сейчас придет Людмила Сергеевна, наш средний медицинский сотрудник, возьмет у тебя мазок и посмотрим, что за диза.
Боец возвращается с того конца светлого тоннеля только для того, чтобы на четвереньках заползти в предбанник лаборатории.
«Блин, может аппендицит какой?» - думаю я. Уж очень натурально корчится.
Усаживаю солдата на стул, звоню в медпункт.
- Саша, СЭЛка беспокоит. Тут от тебя боец Иванов приполз. Подозрение на кишечную инфекцию. Ты его внимательно смотрел?
Интеллигентный старший лейтенант медицинской службы Александр разражается длинной матерной тирадой. По его словам рядовой тот ещё Чарли Чаплин. Обращается в медпункт пятый раз за последние два месяца. Косил на ОРЗ, гипертонию, холецистит, аппендицит, теперь кишечную инфекцию осваивает.
- Но ты его внимательно смотрел? – уточняю я.
- Да я его, б..ть, куда только не смотрел! – Саша бросает трубку.
Ну ладно. Осторожно выглядываю в предбанник, где сидит рядовой Иванов. Боец расслабился. Не наблюдая вокруг медицинского и офицерского состава, сидит с блаженной улыбкой и в носу ковыряется.
- Хм-м, - громко говорю я.
Иванов тут же скрючивается в классической позе страдальца, из его горла вырывается стон умирающего.
- Доктор, спасите!
- Тут тебе не реанимация, а микробиологическая лаборатория. Анализ тебя не спасет, - грозно говорю я. – И вообще, хватит притворяться. Мне твой начмедпункта все рассказал.
Иванов тут же меняет тактику. Начинает хныкать, в уголках глаз появляются искренние слезы.
- Доктор, тут такое дело…
И открывает мне душу. Мол, слаб он здоровьем и не силен в кулачных боях, за что чмырят его товарищи по казарме и недолюбливает сержант. И кушать ему все время хочется, и спать не дают, и матом вокруг ругаются. А душа у Иванова нежная, философская. Писал он в школе стихи, любил девушку, а прямо перед призывом она его бросила. И учился бы сейчас на поэта-песенника, если бы баллов в Институт Культуры добрал.
Я не знаю, почему Иванова не взяли в «кулек». Я бы его после такого выступления сразу в Щукинское без экзаменов. Как Немирович-Данченко я сказал: «Верю!»
Эх, погубит меня моя доброта. Через двадцать минут Иванов с довольной мордой сидел в моем кабинете на диване, трескал бутерброды, которые жена сделала мне на обед и с сербаньем прихлебывал кофе.
Пришла лаборантка, с удивлением посмотрела на борзеющего солдата.
- Все в порядке, Людмила Сереевна. Он посидит немного, отдохнет и в медпункт пойдет.
- Ну-ну, - лаборантка, жена боевого полковника, помотавшаяся за ним по гарнизонам Средней Азии и Кавказа, смерила Иванова грозным взглядом, от которого он поперхнулся бутербродом. – Смотрите тут у меня!
Иванов бутерброды доел, кофе выпил и принялся болтать. Оказалось, что мы с ним из одного райцентра. Пошли воспоминания о детстве, а в какую школу ходил, а ты Ваську Косого с третьего дома знаешь? Короче, через пять минут я не знал, как Иванова выгнать.
Благо пришла лаборантка и забрала солдата на анализы. А потом пинком выгнала его вон.
Стоит ли говорить, что с анализами все было в порядке и никакой кишечной инфекции близко не обнаружилось.
Дня через три я снова обнаружил бренное тело Иванова на ступеньках лаборатории.
- Привет, доктор! – панибратски приобнял меня солдат. – У меня к тебе дело есть.
«Однако, уже на «ты» перешли, - подумал я.
- Надо мне пару дней в госпитале поваляться. Сделаешь? А то у нас марш-бросок в среду, а мне очень бежать не хочется. Нога болит, - и солдат вполне правдоподобно потер «больную» ногу. И поморщился.
- Иванов, ты не оборзел?
- Ну земляк, ну по-соседски.
- Иванов! А ну марш в часть!
- Чего ты? Я же не за просто так, - обиделся боец.
- Или ты сейчас исчезнешь, или у тебя будут проблемы.
- Бегу, бегу, - Иванов затопал сапогами и исчез из моей жизни.
На семь дней.
В понедельник он снова сидел на ступеньках лаборатории, курил и клянчил у меня плохие анализы, справку о смертельной болезни, просил помочь комиссоваться.
Как-то по глупости я проболтался про общих знакомых, и Иванов взялся за меня с удвоенной силой. Через этих знакомых он узнал мой телефон. Мне звонила его мама. Даже, твою дивизию, бабушка! Я крутился, как уж на сковородке. Пару раз натравил на него Людмилу Сергеевну, один раз чуть ли не пинками гнал до казармы. Следовало, конечно, нажаловаться на него непосредственному командиру, но мне было почему-то жаль этого раздолбая.
Дошло до того, что завидев на ступеньках лаборатории знакомую фигуру, я резко менял маршрут следования и уходил в медроту или столовую.
И однажды мое терпение лопнуло. В это утро Иванов особенно долго и занудно выпрашивал у меня справку. Я стиснул зубы, взял его за шиворот, несмотря на жалобы и мольбы, отволок в казарму и сдал на руки сержанту.
- Сержант, если рядовой Иванов без видимой причины ещё раз появится в микробиологической лаборатории, я буду вынужден принять меры. Почему ваш боец болтается по части без дела?
- Понял, товарищ старший лейтенант.
- А раз понял – выполняйте.
И я ушел. Чувствуя спиной отчаянный взгляд Иванова. И страдая душой, как будто сына в гладиаторы продал. Больше я Иванова в армии не видел.
Прошло почти полгода, и как-то приехал я на малую родину к матери. Иду с автобусной остановки, темно, редкие фонари выхватывают из сумрака пустынную улицу и одинаковые подъезды советской архитектуры. И вдруг слышу до боли знакомый голос:
- Да вы, пацанва, жизни не нюхали. Вот помню пригнали нас на полигон, с парашютов прыгать.
Етить-колотить, Иванов!
Останавливаюсь и вижу прекрасную картину. На скамейке возле подъезда, с бутылкой пива в руке и в окружении стайки подростков сидит косарь Иванов и вещает. А подростки и уши развесили.
- Да что тут говорить, служба для мужика – самое главное. Сигарету мне!
Иванову с почетом подносят сразу несколько пачек. Бывший солдат неторопливо выбирает что получше, закуривает. И продолжает.
- А здоровье надо в армии – о-го-го. Приходится и в лесу на снегу спать, и по несколько часов на полигоне под ветром и дождем стоять.
Я не выдержал.
- Иванов, а ты откуда про все это знаешь? Ты же всю службу по госпиталям и медпунктам отвалялся?
Иванов в панике вскакивает. Скамейка под фонарем, я в тени, а значит для него откуда-то из темноты доносится разоблачающий офицерский голос.
- Товарищ лейтенант?
- Товарищ Старший лейтенант, - я подхожу к скамейке.- Не позорился бы ты, боец.
- А я чего, я вот пацанам про армию рассказываю. Чтобы они готовы были. Ведь все верно рассказываю, да, товарищ старший лейтенант? – и подмигивает мне обоими глазами.
Я махнул рукой и пошел дальше. Таких уже не исправишь
(с)DoktorLobanov
